Сегодня я хочу рассказать о начале своей работы в Huawei, и о начале работы Huawei в России. Компания Huawei появилась в России в конце 1996 года в виде небольшого офиса в 3-х комнатной московской квартире на Рублёвском шоссе, 26. На кухне которой была демонтирована плита и оборудована переговорная. Это был фактически первый офис Huawei за границей Китая. Его основная задача была такая: найти российского партнёра для открытия совместного предприятия с производством. Вообще, поначалу китайцы не хотели открывать никакого производства в России. Однако, в Минсвязи России им сказали, что иначе нельзя, что у нас все инофирмы открывают производство (Siemens, Lucent… ). Что качается Сименса, он уже со времён СССР здесь был, а Люсенту выкрутили руки и заставили построить завод в в Питере (который, однако, так и не заработал, и вскоре закрылся). Китайцы вполне резонно недоумевали: как же так, мы ничего ещё не продали, рынок не знаем (вдруг не будут покупать?), а нам уже надо открывать завод? Но – пришлось, и после долгих поисков места дислокации будущей производственной площадки (Питер, Воронеж, Черноголовка и др.), китайцам кто-то присоветовал Уфу. Там находится огромный завод концерна БЭТО (Башкирское Электротехническое Объединение), и там, якобы, выпускается первая российская (ещё даже советская) цифровая АТС типа МТ20, по французской лицензии (в то время уже не выпускалась, завод был на грани банкротства и закрытия). Подспудная мысль этого «совета» (у нас ведь страна советов…) была такая: всё равно скоро этот завод «накроется медным тазом», так, может, хоть китайцы денег вложат, и его спасут.

Китайцы воспряли духом и отправились в Уфу. На БЭТО их, конечно, приняли с распростёртыми объятиями, выделили для офиса целый этаж в здании заводоуправления и цех, площадью чуть ли не 3 тысячи кв.м. под производство. Вот так выглядело заводоуправление концерна БЭТО в 1997 г.

Фото 1. Здание БЭТО.

Цех был абсолютно пуст. Офис – без мебели, без кабелей, без Интернета, без штор, с ободранными стенами. На лестничной площадке – поломанные допотопные кульманы. Особенно «вставляла» входная дверь на этаж, в лучших советских традициях утеплённая ватой и обитая дерматином. До сих пор помню картину маслом: китаец, подключившись к телефонной розетке, по диалапу пытается подключиться к интернету, чтобы прочитать почту. Причём, это была отнюдь не стандартная розетка RJ45. Это была старая советская розетка под двух-контактную вилку (теперь такую даже в Гуггле уже не найдешь, там только более новые). Китаец, сделав «кисям» своему разъему RJ45, раскурочил розетку, вытащил провода наружу, и прикрутив нужные провода из своего кабеля, набирает номер уфимского провайдера. Примерно с 10-й попытки из динамиков ноутбука (невиданная тогда для нас роскошь, только у китайцев были) – раздается характерный хрипящий звук подключения через dial-up модем (если ещё кто такие помнит). Китаец выражает мне своё искреннее недоумение: «У вас еще dial-up (импульсный набор) на телефонной сети используется? У нас в Китае уже давно везде тоновый набор». А Китай тогда был далеко еще не так развит, как сейчас, хотя успехи уже начинал делать.

Первый день на работе я посвятил развешиванию штор и прилаживанию плафонов на лампы дневного света.

Через месяц прибыла первая «пилотная» станция C&C08, которую планировалось установить вместо городской АТС-28 на окраине башкирского города Стерлитамак, в 120 км от Уфы. После долгих мытарств по её растаможке (китайцы удивлялись, почему уфимские таможенники требуют, чтобы в накладной вместо одной позиции «компьютер», было указано три позиции: «системный блок», «монитор» и «клавиатура»), станция, в конце концов, на двух бортовых Камазах была отвезена в Стерлитамак. До сих помню этот знаменательный день, это было 17 ноября 1997 года. В Башкирии зима начинается рано, везде уже лежал снег, и в этот день было минус 30 градусов по Цельсию, с сильным ветром и бураном, шедшим целый день. Директор СП, г-н Чжан Инь, послал двух китайцев сопровождать груз на Камазах (причём, один из китайцев только что прилетел из Китая и не успел даже зайти в офис). Мне г-н Чжан Инь плручил найти такси (офисная машина, которую выделило БЭТО, раздолбанные «Жигули», была в ремонте) и вместе с ним отправиться следом за Камазами. Отъехав на старом такси (Волга ГАЗ-24) десяток километров от города, в двигателе обнаружилась протечка бензина. Таксист, оставив нас в придорожном кафе, развернулся обратно. Я вышел на трассу и остановил рейсовый автобус Уфа-Стерлитамак (спустя много лет, эту историю я читал в материалах компании, где я фигурировал как «Russian engineer»). Доехали мы в Стерлитимак только к вечеру часам к семи. Камазы еще не приехали. Мы сильно волновались, куда подевались наши грузовики. Мобильные телефоны тогда были только у «богатеньких буратин», да и всё равно покрытия сотовой сети между Уфой и Стерлитамаком в то время ещё не было.

Часов в девять вечера на стерлитимакской АТС-28 появились эти двое китайцев. Камазы по дороге поломались, и водители их долго ремонтировали прямо на трассе, при морозе около 30 градусов, снеге и ветре, а китайцы сидели в кабинах без отопления. На них, полу-обмороженных, было страшно смотреть. Я немедленно их отправил их пить чай к начальнику АТС-28, Людмиле Черновой, которая жила прямо по соседству со зданием станции, чтобы они немного согрелись.  В открытых кузовах Камазов (это были не «фуры» а открытые платформы, мы увидели два сугроба — это были ящики с телефонной станцией Huawei.

Чтобы загрузить станцию в помещение АТС-28, пришлось выставлять окна здания (а на улице, напомню, было минус 30). В этот же день мы распаковали восемь ящиков и установили стойки на основание фальшпола в автозале. Только после этого, уже за полночь, отправились в гостиницу.

Что интересно, после окончательного ввода станции в эксплуатацию, пару месяцев спустя, кондиционер в автозале так и не поставили. Его так и не поставили вообще. По договору, его должен был ставить Стерлитамакский районный узел связи. Китайцы усиленно навяливали стерлитамакцам свой кондиционер вместе со станцией (что, вообще-то, правильно). Однако, стерлитамакский РУС, полгода назад закупивший эриксоновскую АТС АХЕ-10 с «мини-заводом» по производству холодного воздуха (Эриксон им поставил версию АТС для стран Африки с жуткой по производительности климатической установкой), для которой приллось строить отдельное здание, теперь ни на какие кондиционеры не соглашался. Руководство РУС сказало китайцам: сами будем ставить свою климатическую установку. Тем более, сейчас зима, до лета далеко. А кто знает, что летом будет, может быть, сломается ваша китайская станция. Никто тогда особо китайцам не доверял.

И в результате никакого кондиционера так и не было смонтировано. Станция продолжпла работать на самообогреве зимой и самоохлаждении летом. И — ничего! За несколько лет не вышло из строя ни одной платы! Я потом специально узнавал в АО «Башинформсвязь», сколько плат в месяц «вылетает» на их французской S-12. Немного, сказали, — платы 3-4 в месяц менять приходится, что считалось нормальным.

В конце концов, в офисе БЭТО-Хуавэй сделали приличный ремонт, купили мебель, провели локальную сеть с выходом в Интернет.

Но как жили китайцы в здании общежития БЭТО по соседству с заводом, я до сих пор вспоминаю с содроганием… При входе в здание общежития, в нос шибал острый запах гниющих нечистот из мусоропровода. Обшарпанность внутренних помещений не поддавалась описанию. В оконных рамах были щели толщиной чуть ли не в палец, а зимы в Уфе похолоднее, чем в Москве. Мне приходилось самому помогать китайцам заделывать щели в окнах, т.к. БЭТО на просьбы не реагировало, ссылаясь не недостаток денег и отсутствие рабочих.

Вот так выглядел «цех по производству» станции C&C08 на БЭТО.

Фото 2. Производственный цех БЭТО-Хуавэй.

Конечно, никакого производства китайцы открывать здесь не собирались. Вместо этого они создали некий муляж производственного цеха, привезя из компании списанное оборудование для тестирования плат и несколько стативов самой станции. Всё это хозяйство заняло не больше трети выделенного под производство цеха, даже при том, что между столами мог свободно проехать легковой автомобиль. На снимке это хорошо видно. А вокруг этой площадки можно было проводить спринтерские забеги или организовывать дискотеку. Настала пора получать сертификат «отечественного производителя», без которого тогда для инофирм, продающих оборудование для сетей связи в России, работать было нельзя.

Была приглашена делегация тогдашнего Связьинвеста (холдинга, «рулившего» всей отраслью связи, в т.ч. и Министерством) для демонстрации «производства» и оформления сертификата. Всех сотрудников СП (меня в т.ч.) одели в белые халаты и отправили в цех изображать инженеров-тестировщиков. Сидим мы в цехе, изображаем «рабочий процесс», ждём делегацию. Наконец, в цех входят несколько важных персон, среди которых я узнал Яшина, тогдашнего генерального директора Связьинвеста, а также Владислава Сергеевича Васина, технического директора, единственного, кто в руководстве Связьинвеста хорошо разбирался в технике. Не заходя далеко в цех, Владислав Сергеевич просканировал окружающую обстановку и произнес сакраментальную фразу: «Понятно. Производства у Хуавэй в России нет».

Статус отечественного производителя удалось получить только в 2001 году, когда в этом цехе всё-таки организовали нечто похожее на производство абонентских плат, которых нужно было по потребностям российского рынка в количествах десятков тысяч (а не десятков и сотен единиц, как других плат станции), и местное производство таких плат хоть как-то окупалось. На фото 2 показано как раз это «производство».

А это  одна из первых выставок «Связьэкспокомм» в 1998 году, в которой участвовал Huawei.

Фотот 3. На выставке «Связьэкспоком»- 1999.

Это было время, когда на эту выставку приходили толпы народа, в павильонах выставочного центра на Красной Пресне строились многоэтажные стенды и не хватало места всем экспонентпм, везде гремела музыка и на стендах компаний происходили различные действа.

Немногочисленные посетители стенда неизвестной тогда никому компании Хуавей формулировали вопросы к нам примерно так: «Скажите, а этот ваш, извините за выражение, Хуавей…», или «А у кого вы украли/купили лицензию на станцию?». Однажды, устав от такого рода вопросов, я ответил, что это — собственная разработка компании Хуавей. Ответом было «Да ладно, врать-то, в Китае нет собственных разработок». Я спросил: «А почему вы так думаете?» Человек говорит —  в Китае нет своих разработок, потому что их не может быть! Тогда я, осердившись, и достав плату из статива станции (а тогда на выставках показывалось «живое» оборудование), показал логотип Хуавей на её главной микросхеме. Строго говоря, это не являлось доказательством собственной разработки, но у посетителя просто отвалилась челюсть…

Кроме оборудования, на стендах также были демонстрационные экраны, слайды на которых показывались с компьютеров сотрудников, стоявших тут же. Мне известны как минимум три случая кражи этих ноутбуков со стендов посетителями выставки.

После выставки весь наличный состав московского+уфимского офисов вывозился в один из подмосковных пансионатов на тренинг и общее отчётно-выборное собрание российского московакого офиса и СП, что сослужило очень хорошую службу для вовлечённости сотрудников и формированию сплоченного коллектива. Каждый сотрудник на таком собрании мог высказать всё, что он думает, внести любое предложение. Это было тогда…

  *   *   *

На выставке «Связьэкспоком»- 1999.